Я стою за кустом зелёного жасмина, за невысоким серым деревянным забором, и смотрю одновременно сквозь этот забор на широкую тропу, по которой идут друг за другом небольшие белые мухоморы, и на высокий, хоть и одноэтажный, дом - такой же светло-серый, как и забор, только доски его кажутся ещё тоньше - такие они плоские.
Я дышу летним воздухом, и это - наслаждение даже в жару, даже в полдень, когда ни жасмин, ни сияющая красным и бледно-жёлтым калина, ни тополя, слегка помахивающие верхушками в небе, не закрывают меня от солнца. Что говорить о вечере? Его мало видеть - хотя и завораживает, когда само небо становится сиренево-голубым, накрывая весь сад необычным, но таким родным оттенком. Я чувствую в такие моменты, что начинаю светиться изнутри, становлюсь ярче, наполняюсь силой и энергией, которой мне хватит до глубокой осени.
Осень я люблю не меньше, чем время своего рождения - лето. Невзирая на холод, на слетающие на меня крупные листья, на то, что я становлюсь бледнее, а мои цветы - реже, она вдыхает в меня более глубокое, полное осмысление жизни своей отчаянной силой чистого прозрачного дождя, своим холодом. Иногда я вспоминаю время, проведённое в доме на том самом окне, которое я вижу сейчас прямо напротив себя - стоит лишь чуть-чуть поднять взгляд, и я вижу ту же самую занавеску, молочно-серую с ярко-зелёными листьями; замазанную старым-старым и от того блестящим пластилином трещину на стекле. Там было тепло, там на меня любовались и с ещё большим восхищением - как на нечто более важное и более недоступное - смотрели на мой куст за окном.
У меня-за-окном своя жизнь. Я меньше знаю о людях, но больше чувствую своих друзей - жасмин, тополя, калину, топинамбуры дружным крепким семейством стоят за моей спиной, светлые, прямые. Я чувствую запах болотистой речки, улыбаюсь тонким вишням в палисаднике напротив, слушаю высокое гудение ос или стук дождя по листве.
Вечером становится ещё более ясно слышен шорох тополей, начинают звенеть цикады, любое светлое пятно кажется ещё светлее благодаря сиреневому отсвету с неба. Ещё с неба идёт глубокий гул, возможно, где-то в неведомой дали летит самолёт; далёкие светло-серые здания за полем начинают светиться огоньками. На них тянет смотреть снова и снова, хочется приблизиться к ним, как к тайне, как к неизвестности.
Но самая большая тайна - ночь. Шорох в траве сопровождается тихим похрюкиванием ежа, редкий плеск воды звучит совершенно внезапно, во тьме над головой иногда пролетают совы. Под светом луны и звёзд - какие яркие здесь звёзды! - блестят белые колокольчики на электропроводе, отчётливо светится серая днём занавеска на окне дома, влекут в свою тайную, как лесная, жизнь, кусты терновника и яблоневый сад за ними. Иногда я замечаю, что одна из звёзд движется. Летит куда-то и едва-едва, поверхностно, не так, как вечерами, гудит в бесконечном, распахнутом сейчас в другие галактики, небе.